«До чего же все-таки офигенные песни пишет Яковлев, что порой и в самом деле чувствуешь себя «бараном, глядящим на новые ворота», — остроумно было написано в программе вечера в «Паутине» 15 декабря 2005 года.
И это мнение разделяет не только гостеприимный хозяин этой ставшей популярной концертной площадки, но и его частые посетители, которые вновь собрались, чтобы послушать Александра Яковлева. Перед концертом Саша дал небольшое интервью для программы «МузИнфо» кабельного телеканала «Информсервис», а после концерта не отказался порассуждать на тему, как рождаются песни.
— Саша, как ты обычно сочиняешь свои мелодии?
Одни вещи пишутся, когда тебе очень хреново, другие песни пишутся, когда тебе очень хорошо, третьи — когда тебе вообще никак. Никогда не бывает какого усредненного рецепта.
— А как ты воспринимаешь свои вещи, давно уже сделанные и записанные?
— Если альбом хорошо записан, без лажи, достаточно качественно, когда ты слушаешь себя с диска или, скажем, по радио (были и такие времена), как-то не сразу воспринимаешь это как свое. Полпесни уже прошло, думаешь:» Оп! Это ж мы!» Может быть, это потому происходил, что ты песню придумал, сочинил, отрепетировал, записал, — словом, родил — и все, провались она пропадом. Для тебя это уже отрезанный ломоть.
— Ты какой-то бесчувственный…
— При чем тут «бесчувственный»? Нельзя жить одним и тем же. Наполнить можно только пустой сосуд. А если он уже чем-то наполнен, то это вряд ли. Знаешь, мудрец, он не пустой, он пустотный, то есть он восприимчив ко всему, сенсорность у него повышается. А просто умный человек, не-мудрец, он наполнен. К нему с какой стороны ни подойди, он отовсюду будет выпуклый, и будет тебя отталкивать. Он от тебя ничего не возьмет, и тебе ничего не даст. Мудрец же даст. Он с удовольствием дает, потому что ему нужна эта пустота. Чтобы потом вновь заполнить пустоту чем-то другим. Вот и происходит взаимопроникновение между действительностью и мудрецом. А умный человек как наполнился, так и остается выпуклым до самой смерти. Да еще раньше он опадет. Вообще это огромный кайф, когда ты испытал, условно говоря, сатори, и к тебе мелодия пришла, на твой взгляд приятная.
— Но в тот момент какое-то эмоциональное отношение к ней существует? Хотя бы в момент сотворения?
— Скорее, наоборот. Довольно ужасно, когда это все превращается в работу (а это превращается в работу!) Чтобы не облажаться на концерте, ты должен постоянно репетировать. Даже если концерты у тебя редко, ты должен песни постоянно играть. И меня дико раздражает, когда это превращается в работу.
Если бы я не играл по восемь часов на гитаре в свое время, то я бы, наверное, сейчас, и не играл. У меня, действительно, вообще разный уровень игры в течение месяца. Я могу выйти на пик формы в самое обычное время, а к какому-нибудь концерту прийти в период спада, например. Я не знаю, от чего это зависит. У меня очень неровная техника. Видимо, это из-за того, что у меня нет академического образования. И слишком большее влияние на мою игру на инструменте оказывает настроение. Есть настроение — я играю, нет настроения — я не играю. Это, конечно, непрофессионально. Профессионально, это когда тебе на голову хоть бы и кирпич упал, а ты вышел и отработал. А я играю по настроению. С одной стороны, это плохо, но, с другой стороны, таких, как я, бывает слушать интересней. Хотя иногда, думаю, бывает так, что раздражает: » Что ты отрепетировать не мог что ли?!» А у меня не прет, ну не прет. Можно, конечно, выходить на какой-то усредненный уровень.
— Значит, можно выправить средний уровень техничности?
— То есть это не будет выглядеть ни как суперполет, ни как полная лажа.
— Но ведь в настоящем искусстве средний уровень никогда не котировался…
— А это средний уровень МОЙ, не забывай. Я себя могу усреднить только с самим собой. И это будет самый оптимальный вариант. Когда я себя усредняю, это и есть я собственно.
— То есть получается, что существуют низший Яковлев, средний Яковлев и высший Яковлев?
— Естественно.
— Если ты всегда будешь стремиться к среднему Яковлеву, что же тогда будет делать, скажем, высший Яковлев?
— То и будет делать, что делал всегда: он будет уравновешивать того, который есть на самом деле.
— А куда девать низшего?
— А никуда. Куда ты его денешь? Бывает и так, что ты должен выйти из низшего себя и превратиться в животное, скажем, в леопарда, чтобы напасть, или змею, чтобы ужалить. Потому что иначе ты просто помрешь — и низший, и высший и средний. Все трое. А ты использовал свое низшее «я», превратился в зверя и разорвал кому-нибудь харю. И этот человек тебя не убил, потому что потерял всякое желание продолжать диалог. И ты пришел домой живым — и высший, и средний, и низший. И у тебя остается возможность свой общий средний уровень повысить. Чертика надо культивировать в себе, взращивать. У нас в христианстве принято бороться с отрицательным началом. А победить его все равно невозможно. Его Бог не может победить. А раз так, значит, его антипод зачем-то нужен.
Поэтому борьба Добра и Зла — это лицемерие. Буддисты это поняли давно. Христиане пытаются Зло в себе изжить и начинают с ним бороться. И многих оно побеждает. Сколько народу на этом полегло, сколько было психических и прочих расстройств! Ведь сила действия равна силе противодействия. Черт тебя не тронет, если ты не будешь с ним бороться, вероятнее всего, потому что как он тебя тронет, если ему зацепиться будет не за что? Ты наверх, а он тебя с такой силой — обратно. Так же двинуться можно. При этом этот высший и низший Яковлев такое могут друг с другом сделать, что среднему места не останется.
Есть такой рассказ «Уснувший в Армагеддоне» Рея Бредбери. Ты в любом случае посередине. Поле боя — это ты. Не раскручивай в себе зло. Наоборот, время от времени надо погладить его по голове: » Ну что, чертенок, может быть, тебя подкормить?» А твое высшее «я» в это время суетится: «А мне? А мне?» Ну и тебе на, и ты заходи! В батарейке есть плюс и минус. Они одинаково для нее важны. Без этого она не будет работать.
Записала Эльфия ГАРИПОВА.